Виктор Суворов - Выбор [Новое издание, дополненное и переработанное]

Князь Ибрагимов после каждого московского процесса в своем списочке имена вычеркивал. И все меньше их в списке оставалось, друзей бывших. Наконец в списке один только и остался граф Андрюшка Стрелецкий, с которым вместе в лейб-гвардии Кирасирском полку начинали когда-то, на Германской войне в окопах вшей кормили. Потом в Сибири судьба свела. Уже врагами. Под селом Ферлюевым. Загнал красный комдив Стрелецкий отряд вольных стрелков князя Ибрагимова в ущелье снежное, в распадок, зажал, запер выходы и покрикивает, посмеивается: выходи, мол, Махмуд, сдавайся, банду свою выводи, не трону, по старой дружбе своим заместителем сделаю. А Махмуд Ибрагимов вышел на видное место вроде парламентера, чтобы красные его видели, потрепал между ног своих и красному командиру Стрелецкому перед смертью неминуемой проклятия орал, карой грозил небесной: не простит Аллах службу шайтанам, и Христос твой не простит. Вы, бляди красные, кричал, нас здесь перебьете, а потом вас всех коммунисты перережут. Проснулся тогда в князе Ибрагимове пророк, и кричал он красным обидные слова, а они не стреляли. Иди, орал князь, ко мне, Адрюшка, в Китай прорвемся, в Париж уйдем!..

Ночью через перевал рванул атаман Ибрагимов, сквозь снега. Людей потерял. Главное — лошадей. Куда в Сибири без лошади! Все пулеметы на перевале бросил. Весь обоз.

Вырвался как лис из капкана. Вывел семерых из последних четырехсот. Ушел. Золотой запас бросил… Пришел в Китай в стоптанных сапогах. В них же весь мир обошел: Харбин, Шанхай, Сидней, Панаму, Бразилию, Алжир. Теперь вот в Париже дрянное винцо атаман попивает. В картишки режется. Аллах простит. В картишки не везет князю Ибрагимову. И вообще не везет в жизни этой. Одна отрада: сбылось пророчество — тех, кто к красным в услужение пошел, вознесла судьба высоко, да низко бросила…

Вот и Андрюшку Стрелецкого в распыл товарищ Сталин пустил. Правильно.

Сообщение о расстреле старого друга-врага явно понравилось князю, и он милостиво указал Насте на скрипящий стул.

— Так что же от меня хочет коммунистическая графинюшка, отец которой ушел к коммунистам и убивал своих соотечественников в угоду социальной справедливости?

— Князь, мы говорим сейчас не о моем отце, а о деле, которое я вам предлагаю. Не знаю, что совершил мой отец, но надеюсь, вы не подозреваете меня в том, что лично я принимала участие в массовых расстрелах…

Заржали господа офицеры кавалерийским эскадроном. Заржали до хрипа и храпа.

— Сударыня, уверяю: вас лично никто в этом не подозревает.

— Тогда к делу. Я больше не живу в Советской России. Мне нужны деньги. Знаю, где достать. Нужна помощь.

— Сударыня, меня интересуют только большие деньги.

— Меня, сударь, тоже.

 — Ваше сиятельство, мой план прост: некто сеньор Хуан Червеза взял деньги в испанском банке «Балерика ТС». Деньги пустил в оборот и хорошо заработал. Потом — Гражданская война в Испании, кризис, анархия. Долг банку не возвращает и возвращать не намерен. Сеньор Червеза уверен, что банк разорен войной и скоро будет объявлен банкротом. Наша работа: вырвать из него все, что он занял, взять проценты за четыре года, наказать за плохое поведение и взять с него плату за нашу работу с ним.

— Его сначала надо найти.

— Я его нашла. Он тут, в Париже живет. На авеню Фош. Почти у самой арки. Там дом пятиэтажный. Его квартира — три верхних этажа.

— Надо собрать сведения о его повадках, сообщниках, друзьях, родственниках, соседях…

— Я собрала.

— Дальше — захват?

— Захват.

— И… убедительная беседа?

— И убедительная беседа. Я слышала, князь, вы в Сибири атаманом были… Я слышала, вы умеете людей убеждать.

— Мы умеем, — сладко потянулся князь и потер руки. — Но для захвата нужна машина. Это стоит денег. Денег у нас нет. А у вас, сударыня?

— У меня тоже нет денег. На последние до Парижа добралась. Но знаю, где взять.

— Поделитесь.

— Вы, князь, если не ошибаюсь, были награждены офицерским Георгием и Станиславом с мечами. Вы, Александр Михайлович, — Владимиром на шею и Анной на оружие. Вы, Сергей Николаевич…

— Заложить ордена?! Как смела ты…

Чудовищное бешенство вдруг взорвало бородатого. Он ухватил зеленую бутыль за горлышко, и казалось, раздавит ее короткими мощными пальцами.

Настя презрительно усмехнулась. Ее тоже взорвало бешенство, но она сдержалась. Она хотела крикнуть ему в лицо: «О, господа гордые гвардейские офицеры, ваши женщины торгуют собой на улицах городов всего мира, от Сиднея до Парижа и Рио, и на свои жалкие гроши содержат вас, бездельников, а вы тут в офицерскую честь играете!»

Но не сказала этого Настя, только ногтями по столу скребнула, как злая кошка. И отвернулась в омерзении.

Не сказала Настя обидных слов. Но поняли они, что она им сказать хотела.

Отшвырнул князь бутыль. Хлопнула бутыль об пол кирпичный, брызнуло зеленое вино вместе со звонкими осколками такого же зеленого стекла. Испугалась бы Настя резкого жеста, звона и грохота неожиданного. Но злость ей испугаться не позволила. Перекосило ее злостью: ишь, нашлись ревнители чести! Потому на испуг у нее эмоций не осталось. Потому она даже и не вздрогнула, когда все вздрогнули.

Они это по-своему поняли.

Запустил князь руку куда-то глубоко за пазуху, извлек платочек засаленный, тугим узлом завязанный. Зубами узел разворотил. Бросил на стол Георгия, сверкающего белизной, и Станислава с мечами и орёликами. Ленточки замусолены, а золото звенит и светится.

Бросил и вышел, ни на кого не глядя.

 Захват — дело простое. Особенно если клиент по девкам шляется. Если темные кривые переулки его влекут.

Его взяли тут же, на Сен-Дени. Улица широкая, а в стороны — переулки, а от переулков — длинные темные коридоры-переходы тоже вроде переулков, только крытые, кошками загаженные и людьми. Там лестницы скрипучие вверх и вниз, ведра и мусорные баки, там вырванные фонари, там темнота, смрад и сырость, там сальные стены исписаны непристойными решительными призывами…

Человек с такими деньгами мог бы снимать девок на Питали и даже на Мадлен, там девки и качеством лучше, и чище.

Но дороже. А он привык на Сен-Дени… Всю жизнь тут. Разбогатев, привычкам юности не изменил.

Сеньора Хуана Червезу привезли завернутым в кусок кровельного железа. Как сюрприз в упаковке. Костюм на нем новый, дорогой, но перепачкан пылью и ржавчиной. Туфли лакированные, тоже перепачканы пылью. Вернее — одна только туфля осталась. На левой ноге. А туфлю с правой ноги где-то потеряли, когда волокли. Досадно. Улика. С другой стороны, это драгоценная крупица опыта: в следующий раз, перед тем как человека в кровельное железо заворачивать, надо будет обувь снимать, если она быстросваливающаяся.

А ртом сеньор обломок своей трости держит. Как верный пес, который хозяину палку из пруда тащит. Вот и этот — закусил, зубами в дерево врезался. Оба конца трости телефонным кабелем перехвачены, на его загривке тугим узлом связаны. Чтобы не выронил случаем.

Из видимых синяков на нем пока только один, под левым глазом. Один, но ядреный.

Его бросили на кирпичный пол, громыхнули железным листом, разворачивая.

Так выпало, что во всем подвале оказался только один предмет, на котором сидеть можно, — пустой бочонок.

Настю, как единственную тут представительницу прекрасного пола, на тот бочонок и усадили. И получилось — она одна сидит. Остальные стоят. Не считая того, который у ее ног лежит.

А еще выпало так, что во всей компании по-испански Настя одна свободно изъясняется. Понятно, не считая того, который у ее ног.

Это обстоятельство ее как бы на первый план выдвинуло. Она говорит — остальные молчат. Она говорит тихо и отчетливо. И чтобы слышать ее слова, все стихли. Слова ее не все понимают дословно, но смысл их понятен каждому:

— Сеньор, я сразу открываю карты: ты отсюда живым не выйдешь. Тебя вынесут. Света дневного тебе тоже не видать: вынесут тебя ночью в железном рулоне. Сам знаешь, за что: ты должник банка «Балерика». Долгов ты не платишь и платить не намерен. Это нехорошо. За это я тебя накажу. Мое наказание — смерть. Но я готова тебе помочь, если ты поможешь мне. Мне нужно получить деньги, которые ты задолжал; кроме того, я работаю с тобой, и ты обязан мне мою работу оплатить. Украсть тебя, утащить, спрятать — все это денег стоит. Ты мне расходы на твою поимку возместишь. Воруя тебя, я и мои сподвижники рискуем своими головами в самом прямом смысле. Сам знаешь: Франция — страна варварская. Тут публично отсекают головы за те вещи, которыми ты меня вынуждаешь заниматься. Я рискую головой. И эти господа рискуют своими буйными головами. Поэтому ты должен наш риск оплатить сполна. Не знаю, как господа офицеры, но свою голову я ценю дорого. Не строй иллюзий — я знаю о тебе больше, чем ты предполагаешь, я знаю, сколько у тебя денег и где они. Мне надо их получить, но так, чтобы ни банк, ни полиция, ни твои компаньоны мне не помешали их забрать. Думай, как это сделать. Думай. Придумаешь — обещаю легкую смерть. Я слово держать умею. Ну а если со мной что-то случится — тебя ждет ужасная смерть. Не веришь? Хочешь, я тебе свое умение покажу?